Единственное, что ее сейчас волновало, кроме уборочной страды, – Родион. Она очень сблизилась с ним и, даже несмотря на то что сейчас виделись и говорили редко, это чувство близости не пропадало. Иногда вечером, совсем выдохшись и практически падая с ног, они встречались, чтобы посидеть где-нибудь на пригорке, глядя на окрестности, и помолчать. И это было так здорово, что у Ульяны даже слезы на глаза наворачивались. Один раз Родион задремал у нее на плече – так устал. И она сидела, боясь пошевелиться, и изредка гладила его по волосам, чувствуя себя ужасно взрослой и одновременно какой-то совсем девочкой – доверчивой и беззащитной…

Из задумчивости и воспоминаний Улю вывел оглушительный раскат грома. Не успев даже сообразить, что стряслось, она почувствовала, как на нее обрушилась стена воды. Ливень начался такой, что стало не разглядеть ничего в двадцати метрах.

– Ах, черт! – выругалась девушка и огляделась по сторонам. Ребята, работавшие неподалеку, тоже стояли в растерянности, озираясь по сторонам и бессмысленно отирая воду, льющуюся по лицу. Работа встала.

Но раздумывала Ульяна недолго. Посмотрев на кочаны капусты, которые забрызгивало землей прямо на глазах, она выпрямилась, закрутила волосы потуже и крикнула:

– Народ! Не останавливайтесь!

И энергично принялась за работу, больше не обращая внимания на потоки воды, барабанящие по голове и спине. Через несколько минут, приподняв голову, Уля увидела, что ребята ее послушали, и почти все снова принялись за работу. Кто-то передавал дальше ее призыв, и девушка верила, что и остальные не подведут.

Если раньше она работала как заведенная, то теперь просто превзошла себя. Хрустящие кочаны молодой капусты быстро устилали за ней края грядок. Девчонки еле поспевали за Ульяной, собирая срезанную капусту в кучи. Скоро из лагеря пришла машина, и Степа, перекрикивая шум дождя, предложил ребятам возвращаться в лагерь. Большинство отказалось – уехали только самые младшие. Остальным раздали полиэтиленовые плащи с капюшонами, и юные аграрии снова вернулись к работе.

Дождь не заканчивался до самой ночи. Когда стало темнеть, Степа, уже не слушая возражений, загнал молодых ударников в автобус и отвез в лагерь. На ужин Уля уже думала не ходить – так устала, но Валя и неугомонный вожатый вытащили ее буквально силком.

– Нельзя так, Уля, – приговаривала соседка по комнате. – Хоть чая горячего надо попить, а то заболеешь завтра, кто же будет урожай убирать и народ вдохновлять?

Не имея сил возражать, девушка поплелась за подругой, зябко поеживаясь под полиэтиленовым плащом. Народу в столовой было немного, все усталые и молчаливые. Быстро поев и даже не почувствовав вкуса пищи, Ульяна залпом выпила стакан сладкого чая и налила себе еще один, чувствуя, как внутри все понемногу оттаивает и наливается теплом. Мыслей в голове не было, только скомканные куски ваты перекатывались где-то на грани сознания. Вернувшись в комнату, Уля наскоро переоделась, рухнула на кровать и мгновенно отключилась.

На следующий день к обеду снова полило. И теперь уже дождь, похоже, не собирался останавливаться вообще. Шли дни, Ульяна работала как проклятая, каждый вечер падая на кровать и не запоминая, как заснула. Что-то ела, пила горячий чай, чтобы отогреться. Огромные резиновые сапоги, в которые наливалась вода, здорово натерли левую ногу. Но ничего этого девушка не замечала.

Через несколько дней, приехав утром на поле, увидела, что Родион – одетый по-походному и тоже в полиэтиленовом плаще – о чем-то говорит со Степой. Вожатый кивает и посматривает на нее (или, может, показалось, и он смотрел на всю группу). В общем, с этого дня они с Родионом работали рядом, что придавало девушке еще больше сил и желания победить в этой «битве за урожай».

Глава 15

Конец августа в таком напряженном ритме наступил как-то внезапно. Дожди кончились неделю назад, и уборочная страда более-менее вошла в обычное русло. Да еще и студентов навезли на уборку урожая, так что теперь рабочих рук уже хватало, и школьникам не нужно было гнать из себя душу. Впрочем, многие не обратили внимания на пополнение и всё так же ежедневно ездили в поле и помогали всеми силами.

Ульяна незаметно для самой себя как-то выбилась в неформальные лидеры, и ребята (да и Степа) теперь часто обращались к ней, решая разные организационные вопросы. Теперь «принцессой» ее уже не называл никто, зато за глаза (Валя об этом рассказала) многие стали называть «бригадиром». И это было приятно и как-то очень ответственно.

В общем, в последние дни, когда до отъезда оставалось совсем немного времени, жизнь Ули вошла в налаженное русло: восемьдесят процентов времени составляла работа в поле, а остальные двадцать – разные насущные вопросы и сон. Зато благодаря такому распорядку они почти ежедневно могли общаться с Родионом, который также работал вместе со всеми – ведь поля сейчас больше напоминали болота, и на комбайне ездить было совершенно невозможно.

– Ты что думаешь насчет следующего года? – спросил он ее однажды, когда Степа объявил обеденный перерыв и народ гуськом потянулся с поля к машинам, которые привезли еду.

– А что насчет следующего года? – не поняла Уля.

– Ну, ты сюда собираешься еще приехать или как?

Девушка внезапно осознала, что у нее осталось меньше недели, и нужно будет возвращаться домой. К старой жизни, старым знакомым. Без Родиона, без здешних подружек, без ежедневных зарядок и полевых работ. Внутри сделалось пусто и неудобно.

– Конечно, приеду, – уверенно кивнула девушка. – А как же иначе? А ты? Ты в Москву не думаешь?

Ожидая ответа, Ульяна вся подобралась, сжалась, словно резиновый мячик в зубах дворняжки, аж в ушах звенеть начало.

Парень поглядел на нее, молча прошел шагов десять, размышляя над чем-то. Уле захотелось схватить его за плечи и хорошенько тряхнуть, чтобы он ответил. Ответил прямо сейчас, сию секунду, потому что иначе у нее просто ребра треснут от того, как сильно в них колотится сердце.

– Я же думал в сельхозакадемию поступать… – начал Родион медленно. – Думал в пензенскую, чтоб от дома недалеко, да и подрабатывать можно…

У девушки внутри все оборвалось и рассыпалось мелкой крошкой.

– Ну, да. Понятно.

– А потом подумал, что в московскую тоже можно, почему нет? В Тимирязевку. Работа везде найдется. Пусть не на комбайне. Так летом вернусь, снова сяду за руль. После страды я и не сильно-то тут нужен.

Сначала Ульяна своим ушам не поверила, даже губы закусила, чтоб удостовериться, что это не снится ей все, не мерещится. А потом не выдержала, рванулась и обняла парня изо всех сил.

– Здоровооооооо!!!

Он хмыкнул вроде как досадливо – громко, мол, – а на самом деле довольно. Ульяна не видела его лица в этот момент, но была уверена в этом. Родион засмеялся, обнял девушку, потерся щекой о ее шею, и со всех сторон сразу заулюлюкали – ребята не могли пройти мимо обнимающейся прямо посреди поля парочки.

Но Ульяне было все равно, да и ее парню (Родион – мой парень! – от этой мысли в животе прямо солнце взорвалось), судя по всему, тоже. Он немного отстранил ее, внимательно посмотрел в глаза и сказал негромко:

– Все-таки ты принцесса.

Уля аж вскинулась вся – она отлично помнила, как Родион к ней поначалу относился, когда она только приехала и еще смотрела на всех окружающих, как на мусор, думая, что столичное происхождение и дорогие шмотки делают ее выше, умнее и лучше других.

– Неправда!

– Правда-правда, – чуть усмехнулся парень. – Спящая красавица, которая проснулась сама, не дождавшись поцелуя принца. Надо будет это исправить, а то как-то не по-сказочному, да?

Он лукаво скосил глаза на девушку, зашагав вперед и все еще сжимая ее руку. Ульяна почувствовала, что краснеет. И от внезапной стыдливости, и от радости, и от нетерпения одновременно.

– Угу, – только и смогла промычать в ответ.

От этого Родион развеселился еще больше, заулыбался шире, а в глазах у него заплясали золотистые искорки.